Цитата сообщения lj_drugoe_kino
"Бумажные глаза Пришвина" (1989, реж. В. Огородников, сцен. И. Квирикадзе)
Валерий Огородников (1951-2006) – очень разноплановый постановщик. В его активе и ретро-мелодрама "Барак", получивший госпремию, и жесткий "Взломщик", семейная драма об одиноких спивающихся отцах и столь же одиноких неприкаянных детях.
"Взломщик" получил большой резонанс среди молодежи благодаря участию в фильме Константина Кинчева и нескольких групп из ленинградского рок-клуба, но предметом культа, как фильм "Игла", не стал. Сегодня, оглядываясь назад, понимаешь, что "Взломщик" стал лучшим фильмом о субкультуре советских рок-фанатов. Впрочем, на фоне китчевой "Ассы" и маразматической "Трагедии в стиле рок", выбор невелик.
Бумажные глаза Пришвина", при всех его драматургических недостатках (сценарист Ираклий Квирикадзе даже снял свою фамилию с титров), должен войти в историю советского кино как первый, или наверняка один из первых образцов постмодернистского стиля.
В двух словах остановимся на сюжетной канве "Бумажных глаз Пришвина", поскольку она нарочито запутана, совмещает в себе несколько временных пластов, реальность и игру воображения.
Павел Пришвин (роль Александра Романцова), режиссер на ТВ, снимается в фильме "93", действие которого происходит в 1939 году (пользуясь случаем, передаем привет Джорджу Оруэллу) и параллельно собирает материал для своего телефильма о пионерах советского ТВ. В том же 1939 году под руководством талантливого телережиссера Хрусталева (его роль исполняет критик, актер и режиссер Олег Ковалов) начинает работу выездная студия ТВ.
Судьбы пионеров советского ТВ были трагикомичны. Хрусталев погиб при невыясненных обстоятельствах, его коллега Непринцев пропал без вести. Подозревающий происки "кровавой гэбни" Пришвин неожиданно для себя выясняет, что виноват во всем диктор с "говорящей" фамилией Шутов, мастер шутки шутить. Шутки ради он опечатывает банальным почтовым сургучем квартиру Непринцева и тот, бросив все, в ужасе бежит из города, чтобы обнаружить свое присутствие только через четыре десятка лет. А Хрусталеву, предварительно накачав его спиртным, Шутов (приревновавший режиссера к жене) подает пальто, в рукава которого… просунул швабру. И беспомощный Хрусталев, не способный помочь себе встать, замерзает ночью в сугробе.
В воображении Пришвина мы видим нелепое распятие троицы пьяных в дым режиссеров, бредущих по ночному Ленинграду со швабрами в рукавах пальто. Эта сцена не может не вызвать ядовитый смех, особенно на фоне всеобщих поисков "дороги к храму", свойственных перестроечному кинематографу. Павлу Александровичу Пришвину показывает дорогу (но не к храму, а к Хрусталеву) все тот же опасный трикстер Лёва Шутов.
"Я ждал тебя", - говорит в финале Пришвину постаревший Шутов, не тот балагур в самом расцвете сил конца 30-х, а современник "Бумажных глаз Пришвина" - живое воплощение непрекращающегося абсурда. Что же понял режиссер Павел Пришвин в самом конце своего путешествия, вполне возможно, что и земного, в комнате коммунальный квартиры, где с потолка сыпется снег?
Вполне возможно, что глядя на снег, на пистолет, лежащий на столе, и на стакан молока с утонувшей бабочкой, стоящий рядом на столешнице, Павел Пришвин думал о том, что история вершится, на самом деле, мелкими бесами, а осмысление истории посредством искусства – бесполезное занятие. Историей можно только манипулировать в тех или иных целях.
Эту мысль режиссер пытается донести с помощью хаотического нагромождения сюрреалистических аттракционов, обильно цитируя великих предшественников – от Феллини до Михалкова. Если в дебютном "Взломщике" режиссер умело использовал документальные съемки, то в "Бумажных глазах…" он идет еще дальше, создавая с помощью монтажа документальных кадров иронический "фильм в фильме" (вернее, один из многих фильмов внутри этого фильма).
Мы видим Гитлера, принимающего парад, затем Муссолини нелепо таращит глаза, следом рукоплещет Сталин – и тотчас же его сменяют московские демонстрации конца 80-х. На транспарантах – требование колбасы и еще каких-то пост-перестроечных благ, но вот Гитлер уже руководит расстрелом на Потемкинской лестнице, Муссолини – митингом демократов, вся история выплясывает в диком нелепом танце под столь же дикую, нелепую мелодию.
Очень трезво оценивающий историю и ее роль в политике, режиссер Огородников, формально используя пост-модернистские методы, не питает никаких иллюзий и в отношении этого молодого (как для российского кино), но очевидно мертворожденного жанра. В ключевой сцене фильма, где уставшее сознание творца встречается со своими персонажами, нестерпимо карикатурный Эйзенштейн в исполнении еще одного кинокритика – Сергея Лаврентьева, говорит: "Искусство – это не "что", это "как".
"Да насрать мне на это ваше "как", - взрывается Пришвин, - если оно не пробуждает во мне добра!"
Любопытно, что когда этот фильм появился на экранах (вы можете представить себе, чтобы фильм, подобный "Бумажным глазам Пришвина", в наши дни вышел в широкий прокат?), он вызвал повальное недоумение критики. Даже О. Ковалов, весьма благосклонный к Огородникову, дал этому фильму очень сдержанную оценку.
"Мне кажется, что зритель пока не дожил до открытия этой картины", - бросил Огородников в одном из поздних интервью, и два десятилетия спустя все не способный простить непонимания своей, наверное, самой главной картины.
Попробуем отдать ей должное сейчас.
http://community.livejournal.com/drugoe_kino/2212406.html
